«В Бедламе нелюдей...» («Письма из Переделкина»)
На детской площадке в Переделкине два пацана соорудили из песка некое подобие небоскреба. Третий пацан, постарше, пытался протаранить сооружение с помощью пластикового Ту-154. Заинтересованные стороны деловито обсуждали технические аспекты эксперимента.
Мои маленькие дочери очень любят играть в «красавицу и дракона». В этом педагогическом действе добро всегда торжествует победу над злом. Для сказки это нормально. Дети в силу того, что они дети не в состоянии согласиться со страшным концом. Тем более с концом света.
...Европа содрогнулась, когда гильотина снесла голову Людовику XVI. Европа вознегодовала, когда Бонапарт расстрелял ни в чем не повинного герцога Энгиенского. («Это хуже, чем преступление, это ошибка», – заметил один тогдашний прагматик.) Исторические оптимисты меж тем продолжали толковать, что прогресс неостановим и что он в конце концов должен облагородить сердца и умягчить нравы. Прогресс и впрямь рванулся вперед, обозначив себя Катынью, Освенцимом, Хиросимой. Встреченный общим ликованием новый «компьютерный» век не хочет отставать от века минувшего.
«Старый добрый» террор был избирателен и, как выразились бы сейчас, эксклюзивен. Террорист знал своих подопечных в лицо. Правда, при халтуринском взрыве в Зимнем дворце 5 февраля 1880 года погибли десять солдат Финляндского лейб-гвардии полка. Правда, 1 марта 1881 года бомбой, брошенной в Александра II, были поражены 14-летний «крестьянский сын» Коля Захаров и еще несколько случайных прохожих. Однако ни адепты «Народной воли», ни, позже, эсеровские боевики вовсе не стремились к тому, чтобы умножить число жертв.
Государственный террор в новейшие времена уже не ведал никаких сантиментов. Его объектами становились нации, сословия, классы. Ныне мы сподобились взойти на «высшую» ступень: удары направлены против целых цивилизаций.
И террористка, зла, простоволоса,
В толпу бросает бомбу, хохоча.
Фанатик-самоубийца не различает конкретных лиц. Его не интересуют убиваемые им без разбора статисты. Он тащит с собой в могилу весь мир.
Тот смертный ужас, который испытали те, кто находился в мчащихся в бездну «боингах», или те, кто, объятый пламенем, выбрасывался с пятидесятых этажей, этот ужас неискупим. Он не может быть отмщен никакими «адекватными мерами». За это – полной мерой – может воздать только Бог.
Отсюда не следует, что возмездие неактуально или излишне. Напротив, оно должно быть сокрушительным и неотвратимым.
Однако не сам ли Запад выпестовал ту силу, которая «вдруг», как взбесившийся робот, вырвалась из-под его власти? Гомункулус с кровавыми глазами стал крушить все подряд. Не сам ли Запад сквозь пальцы смотрел на кошмар Буденновска и Кизляра и полагал чрезмерным ответом то, на что Россия решилась после страшных взрывов в Москве? Не Запад ли позволил вооружиться албанским головорезам и, дабы им не чинили обид, обрушил тонны взрывчатки на сербские города?
Неужели для того, чтобы наступило прозренье, должны были рухнуть стоэтажные небоскребы, погребая надежду, что Запад когда-нибудь все-таки сойдется с Востоком?
С таким Востоком Запад не сойдется никогда. Этот Восток – хитрый, вероломный, коварный, ни в грош не ставящий свои и чужие жизни, ценит исключительно силу и уважает только обман. С подобным противником, бесчувственным и беспощадным, нет смысла вести разговоры: его можно только уничтожать. И не в открытом (с бесполезными в этом случае «томагавками»), а преимущественно в тайном бою. Мусульманский терроризм (как, впрочем, всякий другой) должен быть поставлен вне закона. Это значит, что отъявленные бандиты и убийцы получат высокий шанс отправиться к праотцам без следствия и суда.
Если благодушнейший Запад не примет эту простую мысль, он обречен. И вместе с ним будут обречены те несчастные палестинские дети, которые, не ведая, что творят, пляшут от радости, когда их американские сверстники сгорают в адском огне.
Но самым чудовищным самообольщением Запада стала бы его готовность пойти на межцивилизационный конфликт. Христианская цивилизация (которой негоже забывать собственные варфоломеевские ночи) не имеет морального права навязывать всему подлунному миру свой «образ Вселенной» и свой кураж. Этические императивы Корана ничем не хуже заповедей Ветхого и Нового Заветов. И мусульманский экстремизм может быть повержен только с помощью и при участии самих же мусульман. (Так же, как, скажем, инквизиция была побеждена духом самого христианства.) Россия, едва ли не тысячу лет держащая щит «меж двух враждебных рас» (и совокупившая в себе обе стихии), способна сыграть в этом деле особую роль.
Все мы – на Западе и Востоке – обязаны наконец увидеть Другого, различить в чужой истории и чужой судьбе равноценное с собой бытие. «В Бедламе нелюдей» трудно оставаться человеком. Но иного выхода для нас как рода человеческого просто не существует.
То, что с нами происходит, вызывает отчаяние.
О черная гора,
Затмившая – весь свет!
Пора – пора – пора
Творцу вернуть билет.
............................
На твой безумный мир
Ответ один – отказ.
...Тот литературный герой, который впервые обмолвился о возвращении билета, не расчел, однако, что этот билет обратно не принимается.
«Литературная газета», 19 сентября 2001,
колонка «Письма из Переделкина»
|
|
