«Времена наступают другие...» (послесловие к книге М. Ватутиной)
Ватутина М.О. Перемена времен. М.: Русский двор, 2006.
Несмотря на дружно прокламируемый ныне «закат литературы», в России пишется довольно много порядочных стихов. Они крепко сделаны: в меру профессиональны, в меру умны, в меру элегичны. Но при этом нас редко поражает «радость узнаванья» – иначе говоря, совпадение поэтического слова с нашими, еще не вполне ясными нам самим, ожиданиями, совпадение со временем, у которого, собственно, это единственный шанс выразить свою тайную суть.
Стихи Марии Ватутиной – жестокое и честное свидетельство того, что с нами происходит. Мы имеем дело (именно дело, которое необходимо исполнить) с очень современным поэтом, чья лирическая память отнюдь не свободна от наследственного груза истории и культуры. Именно они, история и культура, суть способ существования этого поэтического мира, обладающего чутким и преемственным лингвистическим слухом и в то же время говорящего с нами на собственном художественном языке.
Я не помню России, в которой жила до того,
Как душа очерствела и память моя обновилась, –
заявляет лирическая героиня Ватутиной, но весь контекст этих насыщенных социальными и, если можно так выразиться, духовными реалиями стихов вопиет о том, что поэт – помнит.
Это голос поколения, чье возмужание совпало с сокрушенным и сокрушаемым временем, со все еще длящейся ментальной катастрофой. В этом смысле распад семьи («а мы впитали с клетками плаценты, как выдать чемодан, отдать ключи и речь закончить словом «алименты»») – метафора иного (может быть, глобального) распада.
На что же может надеяться поэт?
«Но в форточке горит звезда-аля-поэзия: к исходу февраля она твое бессилье пересилит. Как с равным разговаривать начнут с тобой века и цезари, твой труд обыденный, твой алчный сон – не боле, чем заговор души твоей, а тут вся жизнь твоя на несколько минут покажется оправданною, что ли».
Недаром это написано «в строчку» – без разбивки на строфы. Пафос сознательно снижен «прозой жизни», но сама эта жизнь становится одушевленной, получает высшую поэтическую санкцию.
Те или иные стихи Марии Ватутиной могут быть хуже или лучше, удачны в большей или меньшей степени, но все они обладают одним непременным и довольно редким качеством: они профессиональны. Я говорю здесь о профессионализме не только как о свободном владении «суммой технологий», теми или иными приемами мастерства (хотя как раз технический уровень этих стихов весьма высок и почти не вызывает претензий). Я, прежде всего, имею в виду адекватность чувства и слова, когда первоначальный лирический импульс обретает достойное художественное обличье. Что такое профессионализм? Это уважение автора к самому себе, к читателю и к тому языку, к той словесности, в которых он пребывает. Естественность интонации – важный признак того, что ты не любитель, а профессионал.
Марии Ватутиной свойственна внутренняя пластика, внятность речи и определенность стихотворного жеста. Психологизм и ирония (порой самоирония, на что далеко не всякий поэт может отважиться) отнюдь не вредят ее стихотворной манере.
Автор обладает сильным лирическим характером. И еще одно обстоятельство: Мария Ватутина как поэт укоренена в этом времени, она чувствует то, что можно назвать социальным драматизмом и – шире – «трагической подосновой мира» (Е. Винокуров).
Говоря о стихах М. Ватутиной (долгие годы бывшей своего рода нравственным стержнем моего семинара в Литературном институте), нельзя не упомянуть о том, что в них постоянно присутствует мощный библейский подтекст (кстати, эта черта, по ряду причин нехарактерная, скажем, для большинства поэтов военного поколения, отличает и ее «фронтовые тетради»). Обилие и, главное, обязательность евангельской сюжетики и символики могут показаться несколько нарочитыми. С поэтами, впрочем, не спорят.
«Времена наступают другие, но мы не другие», – говорит Мария Ватутина. Слава богу, что это так.
|
|
