Марат Азизов ()
23 года, г. Казань. Марат – студент II курса Литинститута.
Обсуждение поэтической подборки – 29 марта 2005.
Новости мира
1
Табун ветра уходит за беспечным пастухом.
В долине заката колыбельная тишины.
Мирно. Молодой Пан спит под лопухом.
Как в театре «бог из машины»,
появляется луна,
у великана-океана,
открывается единственный глаз,
словно свеча, загорается рассказ.
Я расскажу тебе о внутренней свободе,
о материнской любви земли к безумному солнцу,
о том, что заблудший сын не вернется к пьяному отцу,
о том, как осмеяно ржаное «слово» в народе.
Век за веком поэты поют о душе и вечности,
философы строят из песка идеальное государство,
священники призывают нас к человечности,
но существуют анархия, печаль, мытарство,
нет, мы не герои, а слепые птенцы.
Слушай сюда!
Запись в дневнике старшеклассницы:
он не понимает меня,
хочет лишь мое тело.
В мире не оканчивается война,
безумство не знает предела.
Религия в умелых устах – оружие массового пораженья.
Многие еще проклянут день своего рожденья
Я расскажу о маковых плантациях,
о рабах, танцующих с белой невестой,
о взрывах в метро и на электростанциях,
о выстрелах в спину и криках «Стой!».
Входите, пожалуйста. В моем доме безопасно.
Что вы хотите поэзии, музыки, представлений?
Уверен, что я появился не напрасно,
для ласк и борьбы, для небесных направлений.
Мужчины, обездоленные страстями,
идущие, как на праздник, в пивные бары.
Женщины, увешенные золотом,
чьё изящество и красота очень стары.
Обнаженная проститутка танцует танец огня.
Мне кажется это сама жизнь.
Мне кажется это сама жизнь.
Подойди ближе, дотронься до меня.
Подойди еще ближе.
Свет в кинотеатре погас. Тише.
Сейчас начнут показывать изумрудные сны,
они смогут рассказать…
2
Я не испытываю притяжения
саморазрушенья.
Веду корабли за солнцем,
дабы избежать крушенья.
Голос мечты,
как кобра, парализует страх.
Нельзя останавливаться, -
слабость обращается в прах.
3
Огонь в камине ожидает его возвращения.
Вещи в спальне разбросаны в бешеном порыве:
ненависти, бессилия, отвращения.
Тишина застыла в безумном надрыве.
Фотографии разорваны – ревности зодчество…
А дальше в доме крик и молчание переплелись
в безобразные телеса Одиночества.
Оно задело хрустальные сердца, и те разбились.
На вчерашней кухне – вчерашний ужин.
Телефон звонит…, кому сейчас он нужен?
Дальше…
У меня нет сил продолжать.
Я еле теплюсь в теле, что лежит в ванной.
Она не была избранной, но званной.
И верила в любовь, кто посмеет осуждать?
Вот смерть уходит. Пора и мне.
Оставим записку на его столе.
«Милая, я дома!».
Огонь в камине погас.
Вечер в клубе L.A.
Молодость величайшая трагикомедия.
В перерывах драмы – интермедия.
Сатиры в джинсах, кожаных куртках с гитарами,
поют: «Как Дионис, мы никогда не будем старыми».
Их голоса отражаются в зеркалах,
видишь эти обнаженные тела,
танцующие на столах.
Сокрытые желания, темные дела.
Наступит ли после молодости наказание?
Итак, диалоги написаны, определенно название,
Хор в три голоса подпевает Мельпомене.
Герой – я еле вижу его – появляется на сцене,
трижды ему предлагают начать петь,
трижды он отказывается, срывая аплодисменты.
Я приблизился к сцене, чтобы все получше разглядеть, -
парни улюлюкали, девушки сыпали комплименты, -
и увидел его – красивый как Аполлон,
Он крикнул: «Так пусть начнется новый Декамерон!
Возвеличивайте культ секса и безумной страсти,
молодость – плод июльских садов, - дальше некуда расти.
Плачьте, если больно, вот настоящая трагедия.
Смейтесь над собой, вот лучшая комедия!!!»
И музыка загремела,
и словно древний обряд,
задвигались тела в такт,
время потекло назад,
куда-то в бессознательное.
Космос! Экстаз!
«Мы что звери?»
Государство
Я гражданин
таинственного государства -
с множеством границ,
но без периферии, столиц,
и без внутреннего пространства.
Служу жизни и смерти в их единстве,
красоте и ограниченности в их гармонии.
Живу то в лености, то в агонии,
то в царственности, то в свинстве.
Утром на рубеже бессознательного и сознательного,
днем на границе существенного и прилагательного;
на линии духовного и телесного,
на острие земного и небесного,
на стыке реальности и миражей,
на конце слов и вещей;
интервенция чувств на восток восхода,
аншлюз времени для расширения года,
оккупация вдохновений,
блокада неприятных мгновений,
без выстрелов без крови без рабства
на сотни веков разрослось мое государство
***
Когда гармония и простота каноны жизни?
Когда апокрифы диссонанс и искусственность?
Когда не нужно притворяться сыном отчизны?
Когда a priori понимание и чувственность?
В будущем? В детстве? На тропике воображения?
В настоящем я опустился до изображения
Армагедонна на стенах домов, до улыбки над хамством,
до умерщвления мифов, расправы над сектантством.
Я пал так низко,
что искренно уверовал в Бога,
и в спасительную красоту поэтического слога
Я перестал пить,
и перестал быть
интересным многим знакомым.
Я сделался абсолютно невесомым,
ненужным, никчемным, непростительным,
но не пропащем и не язвительным.
Слабость поймут и простят силу – никогда.
Так будем непростительно сильными как никогда.
***
Ангел-хранитель взглянул на часы Бытия,
подошел к нему и произнес:
«Время наступило!
Возьми священную музыку, вития,
иди и освяти, все, что было,
есть и будет в стране твоего народа.
Освяти существование любого рода,
вероисповедания.
Нет земель для оправдания
бегства от своего призвания,
нет времени, чтобы выдумывать всему названия.
Миф реальности – вот твое пространство,
любовь и ненависть, гений и коварство,
надежда и вера, легкость и бремя, -
твое единственное время.
Депрессия
Собрав разнообразные звуки,
смастерил ящерицу, и взглядом оживил ее.
Переливаясь радугой, она заползла на окно,
и замерла, парализованная дыханьем скуки.
Век спустя, в этой комнате, найдете письмо,
на нем запечетленно безысходности клеймо.
Голос прочтет вам: мое сознание –
город, терпящий землетрясение,
а тело – буква из алфавита спасения;
когда-то я был проводником солнечных лучей,
теперь лежу, как остров, в сиянии трех свечей,
волны отчаянья, омывают мои скалы,
воды от крови погибших дельфинов алы.
И вот вы чувствуете, голос идет из вас,
как - будто все происходит здесь и сейчас.
Сначала мы шли по ночной глади.
Затем бессонница шутки ради,
увела меня, как ручного зверя, в далекие глубины,
где томились холодные, молчаливые руины,
и оставила одного.
Обошел все: никого.
О, это громадина, - вселенская грусть.
О, пустота, которую знаю наизусть.
Из разбитых сосудов льется елей.
Убегаю от черных мыслей,
иначе они сведут меня с ума.
Скрываюсь в переулках разума,
прячусь в сокровенной мечети духа.
Злой силе не достать меня теперь.
Дождусь здесь светлую песню петуха.
Трещит от натуги входная дверь.
Слышу: гвалт голосов, топот копыт, жалобный крик.
Вдруг - ударом молота – тишина.
Началось ли новое время в этот миг?
Вышел из храма, вокруг бездна.
Долго в нее смотрю…
Игра
Что-то ценное, что вне орбиты нравственного,
что-то светлое, что вне солнечного дня,
посетило меня, в сезон беспокойного сна,
туманной надежды и дождливого настроения.
Переход в коматозное состояние прозрения,
по течению покоя царственного…
соседский мальчишка увидел меня безобразной змеей,
сбрасывающей кожу, условности, узы с семьей.
Он вскрикнул, и бросился наутек.
Как не старался, настигнуть я его не мог.
( будто во сне: бежишь, бежишь-спешишь,
а на самом деле, на том же месте стоишь).
Не мог различить день и ночь,
не мог пошевелить кончиком голоса или тела,
мое «я» начинало движение медленно и не смело.
«Он приведет взрослых, чтобы убить меня, чтобы меня превозмочь».
«Грезил ли я, или действительно видел, как Он воскрес,
и крыльями распластался за Его плечами крест?
Небеса самосовершенствования и самодостаточности
вне притяжения тщеславия, равнодушия, алчности».
Оставим форму, содержание, символы, предположения,
истину и окончательную точку,
уйдем с автотрассы, и от безличного предложения,
исчезнем в глухую ночку
с топографической карты суеты.
Гул снаружи распался на дуэты:
лай псов – выстрел, выстрел – крик…
Внезапно движения погони оборвалось в миг:
невыразимая полнота,
божественная соната.
«Что это было? Смерть?» «Да!»
«И что же теперь?» « Жизнь навсегда!»
Если мир Божья книга, то человек – полифоническое слово.
Вначале, как и в конце, тебя призовут начать все снова:
в сумеречной зоне гипертекстов и Интернета,
в лабиринте объяснения себя через другого,
на карнавалах насмешки и парадах рекламного слога,
под «чернухой», закрывающей просторы солнечного света…
«Желаю выйти из игры!»
На мониторе шли титры,
так долго, что я начал зарастать снами,
вдруг появился человек с безумными глазами,
и принялся разбирать мое интерактивное тело:
отсоединил голову, руки, ноги, бросил их в ведро,
на заднем плане пробежала кошка, вскоре раздался звук: она что-то ела.
В руках мастера осталось что-то похожее на ядро, -
моя виртуальная душа – догадался я,
он разломал ее пополам, оттуда выскользнуло
схемообразное «я».
Он накрыл его платком, и все во мне уснуло.
«Давно
я, родители, и наш пес,
жили в сером спальном районе,
жестокость и молох были в законе,
по которому я, в принципе, и вырос.
Но однажды, словно пелена спала.
Сокрытое «я» освободилась от накала
чужого света, чужих мнений,
я стал попадать в ритм мгновений,
различать ночь и день, обрел голос и тело,
и отправился к центру мироздания смело
шел, шел, шел
сердцем,
и прошел
до самого конца
до самого конца
бесполезности –
ощущения апокалипсиса
для тех, кто неизвестен,
и тех, кто прибывает в известности.
Должно быть что-то ценное,
должно быть что-то светлое,
что остается даже, если все бренное
рухнуло.
Может быть игра нашего «я»?
Никогда не учился радости и смеху,
никогда не смотрел на жизнь как на помеху
простого счастья и необыкновенных прогулок по небу
среди звезд, в пыльце их света.
После полетов – домой – на край рассвета.
Возвращение к вину и хлебу,
возвращение к людям, их музыке и стихам.
Возвращение! Хотя я еще не был там.
Жизнь – игра по правилам возвращений…
***
Какая разница: слово, звук, краска
любовь, секс.
Все это метафизика общения,
все это импульс сообщения
или надоевший треск
болтовни,
о том, что ты Есть
или Будешь.
Бог весть.
***
Это острое желание жить!
Этот голос, звучащий извне,
Того, кому нам должно служить,
направляет меня, помогает мне,
заглушая стоны тоски, смиряя гром в небесах.
В дождь солнце скрывается в моих глазах.
Искры жизни зашиты, как шифр, в моем теле.
Пока Ева надкусывала яблоко, - века пролетели,
и вот он я – новый Адам,
в солнечных очках, в шикарном авто,
развожу звезды по домам.
Если ты не понял безобидной шутки, то
это твоя проблема.
Как тебе эта лемма:
оборванцем проходных дворов,
отшельником, посвятившем часы магии слов,
воином, чей взгляд тверд, а нрав суров,
повесой, чья страсть беспредельна, как песня ветров,
одновременно являюсь я.
Это доказывает теорему многостороннего бытия.
В моих погребах полно прекрасного вина –
старинной радости, напейтесь допьяна,
веселитесь гости, жизнь прекрасна.
В окружении цыган, дом наполняет весна.
Полночь. Черной пантерой я осторожно
передвигаюсь по крышам города,
ни грусти не чувствую, ни холода.
Быть тем, кем хочешь не сложно.
Одним прыжком я достигаю многовековой лес.
Здесь цветут сны, и струится река чудес.
Я вижу, что все собрались в условном месте.
Желтая луна зовет нас,
желтая луна зовет нас…
желтая луна завет нас всех вместе
вернуться на берег одной счастливой судьбы.
Где мы обнаженные танцуем вокруг костра,
и наш смех – ангел, укрывающий от энергии беды.
О, пусть жизнь будет как нож остра.
|